Неточные совпадения
Хлестаков (продолжая удерживать ее).Из любви, право из любви. Я так только, пошутил, Марья Антоновна, не сердитесь! Я готов на коленках у вас
просить прощения. (Падает на колени.)
Простите же,
простите! Вы видите, я на коленях.
— Алексей Александрович,
простите меня, я не имею права… но я, как сестру, люблю и уважаю Анну; я
прошу, умоляю вас сказать мне, что такое между вами? в чем вы обвиняете ее?
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не
простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette
попросить с ним лечь.
Левин забежал опять к жене спросить у нее еще раз,
простила ли она его за вчерашнюю глупость, и еще затем, чтобы
попросить ее, чтобы она была ради Христа осторожнее.
— Но любовь ли это, друг мой? Искренно ли это? Положим, вы
простили, вы
прощаете… но имеем ли мы право действовать на душу этого ангела? Он считает ее умершею. Он молится за нее и
просит Бога
простить ее грехи… И так лучше. А тут что он будет думать?
— Да уж само собою разумеется. Третьего сюда нечего мешать; что по искренности происходит между короткими друзьями, то должно остаться во взаимной их дружбе.
Прощайте! Благодарю, что посетили;
прошу и вперед не забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время провести. Может быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу.
Он молился о всех благодетелях своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе,
просил, чтобы бог
простил ему его тяжкие грехи, твердил: «Боже,
прости врагам моим!» — кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали сухой резкий звук, ударяясь о землю.
У всех домашних она
просила прощенья за обиды, которые могла причинить им, и
просила духовника своего, отца Василья, передать всем нам, что не знает, как благодарить нас за наши милости, и
просит нас
простить ее, если по глупости своей огорчила кого-нибудь, «но воровкой никогда не была и могу сказать, что барской ниткой не поживилась». Это было одно качество, которое она ценила в себе.
— Знаю и скажу… Тебе, одной тебе! Я тебя выбрал. Я не прощения приду
просить к тебе, а просто скажу. Я тебя давно выбрал, чтоб это сказать тебе, еще тогда, когда отец про тебя говорил и когда Лизавета была жива, я это подумал.
Прощай. Руки не давай. Завтра!
— Я… я… зашла на одну минуту,
простите, что вас обеспокоила, — заговорила она, запинаясь. — Я от Катерины Ивановны, а ей послать было некого. А Катерина Ивановна приказала вас очень
просить быть завтра на отпевании, утром… за обедней… на Митрофаниевском, а потом у нас… у ней… откушать… Честь ей сделать… Она велела
просить.
Борис (рыдая). Ну, Бог с тобой! Только одного и надо у Бога
просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго!
Прощай! (Кланяется.)
— Вы
просите за Гринева? — сказала дама с холодным видом. — Императрица не может его
простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй.
— Прислал письмо из Нижнего, гуляет на ярмарке. Ругается,
просит денег и прощения. Ответила:
простить — могу, денег не дам. Похоже, что у меня с ним плохо кончится.
— Надо! Он велит смириться, — говорила старуха, указывая на небо, —
просить у внучки прощения.
Прости меня, Вера, прежде ты. Тогда и я могу
простить тебя… Напрасно я хотела обойти тайну, умереть с ней… Я погубила тебя своим грехом…
— Если б я предвидела, — сказала она глубоко обиженным голосом, — что он впутает меня в неприятное дело, я бы отвечала вчера ему иначе. Но он так уверил меня, да и я сама до этой минуты была уверена в вашем добром расположении к нему и ко мне! Извините, Татьяна Марковна, и поспешите освободить из заключения Марфу Васильевну… Виноват во всем мой: он и должен быть наказан… А теперь
прощайте, и опять
прошу извинить меня… Прикажите человеку подавать коляску!..
«Уроки я вам, говорит, найду непременно, потому что я со многими здесь знаком и многих влиятельных даже лиц
просить могу, так что если даже пожелаете постоянного места, то и то можно иметь в виду… а покамест
простите, говорит, меня за один прямой к вам вопрос: не могу ли я сейчас быть вам чем полезным?
Мне, конечно, показалось, что это насмешка; но, взглянув пристально, я увидал в лице его такое странное и даже удивительное простодушие, что мне даже самому удивительно стало, как это он так серьезно
попросил меня их «
простить». Он поставил стул и сел подле меня.
— Анна Андреевна особенно приказали узнать про ваше здоровье, — проговорила она совсем шепотом, — и очень приказали
просить побывать к ней, только что вы выходить начнете. Прощайте-с. Выздоравливайте-с, а я так и скажу…
— Ну, я у вас
прошу прощенья, хотите? Ну,
простите меня!..
— Катюша! Я пришел к тебе
просить прощения, а ты не ответила мне,
простила ли ты меня,
простишь ли ты меня когда-нибудь, — сказал он, вдруг переходя на ты.
«Поеду в тюрьму, скажу ей, буду
просить ее
простить меня. И если нужно, да, если нужно, женюсь на ней», думал он.
Да, увижу ее и буду
просить ее
простить меня.
— Я говорил, что пришел
просить вас
простить меня, — сказал он.
И стал он вдруг, глядя на них и любуясь,
просить и у них прощения: «Птички Божии, птички радостные,
простите и вы меня, потому что и пред вами я согрешил».
А я пойду прощения
просить: «
Простите, добрые люди, бабу глупую, вот что».
— Страшный стих, — говорит, — нечего сказать, подобрали. — Встал со стула. — Ну, — говорит, —
прощайте, может, больше и не приду… в раю увидимся. Значит, четырнадцать лет, как уже «впал я в руки Бога живаго», — вот как эти четырнадцать лет, стало быть, называются. Завтра
попрошу эти руки, чтобы меня отпустили…
—
Простите меня… — начал Миусов, обращаясь к старцу, — что я, может быть, тоже кажусь вам участником в этой недостойной шутке. Ошибка моя в том, что я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица захочет понять свои обязанности… Я не сообразил, что придется
просить извинения именно за то, что с ним входишь…
Простить хотелось ему всех и за всё и
просить прощения, о! не себе, а за всех, за всё и за вся, а «за меня и другие
просят», — прозвенело опять в душе его.
Я пошел с тем, чтобы
простить, если б он протянул мне руку,
простить и прощения
просить!
— Не стану я вас, однако, долее томить, да и мне самому, признаться, тяжело все это припоминать. Моя больная на другой же день скончалась. Царство ей небесное (прибавил лекарь скороговоркой и со вздохом)! Перед смертью
попросила она своих выйти и меня наедине с ней оставить. «
Простите меня, говорит, я, может быть, виновата перед вами… болезнь… но, поверьте, я никого не любила более вас… не забывайте же меня… берегите мое кольцо…»
— Я говорю с вами, как с человеком, в котором нет ни искры чести. Но, может быть, вы еще не до конца испорчены. Если так, я
прошу вас: перестаньте бывать у нас. Тогда я
прощу вам вашу клевету. Если вы согласны, дайте вашу руку, — она протянула ему руку: он взял ее, сам не понимая, что делает.
— В таком случае,
простите меня, но я
прошу вас уйти, решительно
прошу.
Лизе было совестно показаться перед незнакомцами такой чернавкою; она не смела
просить… она была уверена, что добрая, милая мисс Жаксон
простит ей… и проч., и проч.
Если эти строки попадутся на глаза самому Химику, я
попрошу его их прочесть, ложась спать в постель, когда нервы ослаблены, и уверен, что он
простит мне тогда дружескую болтовню, тем более что я храню серьезную и добрую память о нем.
Я
просил его не сердиться на конченое дело и, «так как бог соединил нас»,
простить меня и присовокупить свое благословение.
Они никогда не сближались потом. Химик ездил очень редко к дядям; в последний раз он виделся с моим отцом после смерти Сенатора, он приезжал
просить у него тысяч тридцать рублей взаймы на покупку земли. Отец мой не дал; Химик рассердился и, потирая рукою нос, с улыбкой ему заметил: «Какой же тут риск, у меня именье родовое, я беру деньги для его усовершенствования, детей у меня нет, и мы друг после друга наследники». Старик семидесяти пяти лет никогда не
прощал племяннику эту выходку.
— Не смеешь! Если б ты
попросил прощения, я, может быть,
простила бы, а теперь… без чаю!
— Для тебя только, моя дочь,
прощаю! — отвечал он, поцеловав ее и блеснув странно очами. Катерина немного вздрогнула: чуден показался ей и поцелуй, и странный блеск очей. Она облокотилась на стол, на котором перевязывал раненую свою руку пан Данило, передумывая, что худо и не по-козацки сделал,
просивши прощения, не будучи ни в чем виноват.
Он целовал у них руки, обещал, что никогда больше не будет,
просил хоть на этот раз
простить его и лучше очень больно высечь когда-нибудь в другой раз, потому что теперь он непременно умрет.
— Я тебе
прощу, — говорила она, — твою вчерашнюю дерзость; женись на моей Маврушке, она тебя
просит, и я, любя ее в самом ее преступлении, хочу это для нее сделать.
— Ну,
прощайте! — резко проговорил он вдруг. — Вы думаете, мне легко сказать вам:
прощайте? Ха-ха! — досадливо усмехнулся он сам на свой неловкий вопрос и вдруг, точно разозлясь, что ему всё не удается сказать, что хочется, громко и раздражительно проговорил: — Ваше превосходительство! Имею честь
просить вас ко мне на погребение, если только удостоите такой чести и… всех, господа, вслед за генералом!..
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни у кого не
прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то
прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
— Ну, так увидите и услышите; да к тому же он даже у меня
просит денег взаймы! Avis au lecteur. [Предуведомление (фр.).]
Прощайте. Разве можно жить с фамилией Фердыщенко? А?
— Если вы позволите, то я
попросил бы у князя чашку чаю… Я очень устал. Знаете что, Лизавета Прокофьевна, вы хотели, кажется, князя к себе вести чай пить; останьтесь-ка здесь, проведемте время вместе, а князь наверно нам всем чаю даст.
Простите, что я так распоряжаюсь… Но ведь я знаю вас, вы добрая, князь тоже… мы все до комизма предобрые люди…
—
Простить! — подхватил Лаврецкий. — Вы бы сперва должны были узнать, за кого вы
просите?
Простить эту женщину, принять ее опять в свой дом, ее, это пустое, бессердечное существо! И кто вам сказал, что она хочет возвратиться ко мне? Помилуйте, она совершенно довольна своим положением… Да что тут толковать! Имя ее не должно быть произносимо вами. Вы слишком чисты, вы не в состоянии даже понять такое существо.
Сейчас заходил ко мне Михаил Александрович и
просил написать тебе дружеской от него поклон. С Натальей Дмитриевной я часто вспоминаю тебя; наш разговор, чем бы ни начался, кончается тюрьмой и тюремными друзьями. Вне этого мира все как-то чуждо.
Прощай, любезный друг! Дай бог скорее говорить, а не переписываться.
В надежде на снисхождение вашего сиятельства, прямо к вам обращаюсь с покорнейшею просьбою; знаю, что следовало бы
просить по начальству; но как дело идет о здоровье, которое не терпит промедления, то уверен, что вы
простите больному человеку это невольное отклонение от формы и благосклонно взглянете на его просьбу.
Наши здешние все разыгрывают свои роли, я в иных случаях только наблюдатель… [Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября письмо — от своего крестного сына Миши Волконского: «Очень, очень благодарю тебя, милый Папа Ваня, за прекрасное ружье…
Прощай, дорогой мой Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит. Мама свидетельствует тебе свое почтение…
Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).]
Не
прощаю себе, что я ее не видал, — не знаю, какое-то чувство меня остановило
просить вас об этом.
Невольным образом в этом рассказе замешивается и собственная моя личность;
прошу не обращать на нее внимания. Придется, может быть, и об Лицее сказать словечко; вы это
простите, как воспоминания, до сих пор живые! Одним словом, все сдаю вам, как вылилось на бумагу. [Сообщения И. И. Пущина о том, как он осуществлял свое обещание Е. И. Якушкину, — в письмах к Н. Д. Пущиной и Е. И. Якушкину за 1858 г. № 225, 226, 228, 242 и др.]